Слово «овощ» (древнерусское «овошть» — плод) вошло в активное употребление в русском языке в конце XIV века. Этим словом обозначались как плоды растений и фрукты, так и процесс их роста и созревания. Слово «овощ» происходит от того же корня, что и нем.wachsen — «расти», лит.augu — «расту». В древнерусском языке не существовало слова «фрукт», оно было «завезено» только в 1705 году, а до той поры плоды любого съедобного растения назывались овощами или овоштами.
Приходила домой в плохом настроении: хотела есть и ревновала Сашу. Ей казалось, он всем нужен. Стоит на базаре, как на витрине, и любая баба, а их там тысячи, может подойти и пощупать её мужа, как овощ.[8]
Ежели лесные птицы, оставя лес, около дерев и пашен держаться будут, ежели в дождевике найдется муха или комар или ежели овощные дерева немного плода приносят, буде в реках немного рыбы будет. <...> Ноябрь. С огородных и других близко двора стоящих дерев надобно стрясть листья, которые сами не спали, ибо от того в предбудущее лето зарождаются черви, которые вредят овощенные дерева и огородные зелья.[1]
Очень сомнительно, что для поддержания жизни нам необходимо мясо убитых животных. Овощи и зерновые, молоко, сыр, сливочное масло дают нам полноценную, обильную, питательную, калорийную пищу. Никакие разумные соображения не требуют от человека, чтобы он питался убоиной.
Посмотрите на огородные овощи, когда холодные ночи грозят им скорым морозом: вдруг останавливают они рост свой, и зёрна в них спеют. Яблоко, тронутое червем, зреет ранее других и валится на землю. Так порок сокращает жизнь; так юноша созревает преждевременно, удовлетворяя ранним своим желаниям, и ложится в могилу, когда бы ему надобно было цвести. Мы все живём втрое, вчетверо менее, нежели сколько назначено природой.[3]
Овощи произращаются и потребляются почти круглый год; в самое трудное для произрастания их время на столах богатых людей они являются как редкость: тогда десяток огурцов, блюдо спаржи или тарелка редису, так же как в другое время тарелка клубники или вишен, стоят дороже всей остальной части обеда.[9]
Мелкая смородина, голубица, брусника, морошка, княженика и шикша цветут здесь, а в благоприятное лето дают и ягоды. Но об огородных овощах нельзя и думать: никто не решается разводить их, ибо наверное можно предполагать, что здесь ничто подобное не примется. В Средне-Колымске, лежащем 2° южнее, видел я, однакож, редьку, а также и капусту без вилков.[10]
— Фердинанд Врангель, «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю», 1841
Что овощи шли к нам из Греции, доказывает, между прочим, и самый язык. Так, свёкла, без сомнения привезённая к нам оттуда, ещё в XI в. называлась у нас севкл или сеукл (оттуда свёкла) от греческого сеутлон.[11]
Нуждаясь в растительной пище, он затеял развести вокруг юрты огород и устроить большой парник для более нежных овощей. Он научился огородничеству ещё в Шлиссельбурге в довольно необычных условиях, но всё-таки у него были и познания, и опыт, хотя и не для такого сурового климата. Семена он привёз с собою, даже держал всю дорогу картофель и лук за пазухою, чтобы сохранить их от мороза. Конечно, и того, и другого было мало, всего по несколько штук, но Робинзон Крузо, как известно, развёл из единственного зерна целое хлебное поле, и Веревцов тоже не терял бодрости со своими четырьмя картофелинами и шестью луковицами. <...> Назло суровостям полярного лета, он развёл в парниках овощи и ценою неслыханных забот выращивал огурцы длиной в полтора дюйма и картофель величиной в орех. Репа и редька ему удавались лучше, и в минувшее лето ему удалось вырастить один экземпляр редьки в полтора фунта весом, который служил предметом любопытства и рассмотрения для всего города.
Посадке капусты, вообще, придают особое значение и даже там, где уже отстали от старых обычаев, при посадке этого любимого овоща, играющего столь значительную роль и занимающего на крестьянском столе такое видное место во всей матушке России, один кочешок покрывают горшком и присаживают к нему туда же одну луковку. Самый горшок обвивают венком, принесённым из церкви на Троицын день и сберегаемым около образов до времени посадки капусты.[12]
— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903
Когда читаешь подробнейшие наставления Гоголя о полевых работах, саде, огороде, о том, как сажать овощи, как поливать их и ухаживать за ними («особенно позаботьтесь, чтоб было лучше для цветной капусты, артишоков и брунколей, которые я очень люблю»), то чувствуешь в этой, как будто самой прозаической — чичиковской хозяйственности не менее, чем в поэтической любви его к Италии, к древности, один из «первозданных элементов», одно из двух мистических начал его природы — начало земли, «матери сырой земли».
Снабжение овощами ― важная задача. Снабжение овощами надо не только усилить, но прежде всего упорядочить. Вопрос этот обсуждается уже несколько месяцев, но ощутительных результатов пока мало. В безобразиях, которые наблюдаются на овощном рынке, по мнению «Кооп. Жизни», виноваты и заготовители, и транспорт, и регулирующие органы, и торговые организации, но большая доля ответственности лежит на кооперации, как плодоовощной, так и потребительской. <...> «Эхо Тверской кооперации», констатируя, что вопросу производства овощей не придавалось достаточного значения, пишет: Местные кооперативные и общественные организации должны начать работу по организации плодоовощных поселковых товариществ с таким расчетом, чтобы на этой основе можно было бы уже ставить вопрос об организации районных плодоовощных объединений. Последние, увязав работу с обл. плодоовощным союзом, будут тогда в состоянии к началу весны развернуть производственную работу в поселковых товариществах, законтрактовать продукцию и организовать сбыт овощей через рабочую кооперацию. «Союз потребителей» также считает, что овощному рынку мало уделялось внимания...[14]
— В. Мор-ин, «По кооперативной печати», 1929
Задолго до того, как первые европейцы вступили на землю Нового света, кактусы играли роль в жизни туземного населения. Индейские племена употребляли их как овощи, поедая мягкие стебли. Обрабатывали их древесину и для разных целей применяли волосы их цефалиев.[15]:1
Если откроем словарь Даля на слове «борщевик», то обнаружим следующее высказывание: «Были бы борщевик да сныть, а живы будем». Действительно, борщевик был одним из самых популярных растений на Руси (капуста появилась позже). Ещё в Домострое, как известно, написанном, а может быть только «отредактированном» (в этом случае он гораздо старше), при Иване Грозном, упоминается борщевик как обязательное овощное растение. «А возле тына, вкруг всего огорода, там, где крапива растёт, насеять борща, и с весны варить его для себя почаще: такого на рынке не купишь, а тут всегда есть; и с тем, кто в нужде, поделится Бога ради, а если борщ разрастётся, то и продаст, обменяв на другую заправку».[16]
Мы получили в Петропавловском порту семь живых быков, знатное количество солёной и сушёной рыбы отменного рода, которую в одном только Нижнекамчатске достать можно, множество огородных овощей из Верхнекамчатска, несколько бочек солёной рыбы для служителей, и три большие бочки чесноку дикого, называемого в Камчаткечеремша, которой, может быть, есть лучшее противуцинготное средство, могущее преимущественною служить заменою кислой капусты.
— Иван Крузенштерн, «Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5, и 1806 годах», 1809
Погода странная ― декабрь, а тепло: вчера была гроза; там вдруг пахнёт холодом, даже послышится запах мороза, а на другой день в пальто нельзя ходить <так тепло>. Дождей вдоволь; но на это никто не обращает ни малейшего внимания, скорее обращают его, когда проглянет солнце. Зелень очень зелена, даже зеленее, говорят, нежели летом: тогда она желтая. Нужды нет, что декабрь, а в полях работают, собирают овощи ― нельзя рассмотреть с дороги ― какие.[4]
Когда уже становилось жарко, но дамы наши ещё не выходили к чаю, я часто ходил в огород или сад есть все те овощи и фрукты, которые поспевали. И это занятие доставляло мне одно из главных удовольствий. Заберёшься, бывало, в яблочный сад, в самую середину высокой заросшей, густой малины...
Назавтра мой «billet de logement» привел меня в небольшой потемневший от времени каменный домишко пехотного капитана в отставке. Одетый по случаю появления войск в опрятный пиджак с тоненькой красной ленточкой Почетного легиона в петлице, мой хозяин начал прием с показа мне своих владений, состоявших из обширного фруктового сада и крохотного, но идеально возделанного огорода, без единого сорняка, без единой ямки. Он снимает ежегодно два-три урожая разных овощей, их ему с женой хватает на целый год.[17]
Они были в прекрасном саду-огороде, который содержался в большом порядке. <...> Огромные грядки с овощами также отличались своеобразной прелестью. Спаржа с изящными стеблями и шелковистыми волосиками, блестевшими от вечерней росы, напоминала рощу карликовых елей, покрытых серебристым флёром. Горох, поднимаясь на подпорках легкими гирляндами, образовал длинные беседки, какие-то узкие таинственные проулочки, где щебетали крошечные полусонные малиновки.
— Нынче, батюшка, чтобы всякая копейка на счету стояла, чтобы всё, из чего извлечь можно, — «где, бишь, оно? не полезно ли, мол, обложить?» Вот нынче как. Ну, и отвечаешь на всякий случай, чтобы без хлопот: «Оставляет, мол, желать многого».
— Н-да, а между тем капуста у нас…
— То-то «капуста». А я только недавно об этом узнал. Намеднись подают кочан; я думал, он из Алжира — ан он из Поздеевки.
— Из Поздеевки — это верно; там и морковь, и репа — всякий овощ.
Я одеваюсь быстрее и начинаю припоминать, когда это я ел в последний раз. «Это было вчера, ровно в два часа дня, во время самого страшного солнцепёка… Мы купили у Анисьи десять луковиц, десять огурцов, крынку молока, — Господи, как всё это вкусно! — три фунта хлеба и мигом уничтожили… Да, мигом, — я даже оглянуться не успел, как не осталось ни крошки… Помню, помню!.. Да, ещё Анисья хотела содрать лишнюю копейку, — проклятая баба, — божилась, что овощи и молоко вздорожали...»[18]
— Посмотрим, увидим... — неопределённо буркнул Евпсихий Африканович. — Я вот вас ещё о чём хотел попросить... Редис у вас замечательный...
— Сам вырастил.
— Уд-дивительный редис! А у меня, знаете ли, моя благоверная страшная обожательница всякой овощи. Так если бы, знаете, того... пучочек один.
Овощи привозились из Дербента раза два-три в год. Солдаты пробовали разводить за стенами свои огороды, но их ждали лезгинские пули. Вздумали ходить по ночам выкапывать редьку, морковь, брать капусту, — два, три раза это удалось, зато после партия огородников была вырезана… В конце концов, пришлось бросить и огороды…
Вот первый плац — он огорожен от дороги густой изгородью жёлтой акации, цветы которой очень вкусно было есть весною, и ели их целыми шапками. Впрочем, охотно ели всякую растительную гадость, инстинктивно заменяя ею недостаток овощной пищи. Ели молочай, благородный щавель, и какие-то просвирки, дудки дикого тмина, и, в особенности, похожие на редьку корни свербиги, или свербигуса, или, вернее, сурепицы.[5]
В летошнем году заготовили одну солёную морковку ― так и прошла баланда на чистой моркошке с сентября до июня. А нонче ― капуста чёрная. Самое сытное время лагернику ― июнь: всякий овощ кончается и заменяют крупой. Самое худое время ― июль: крапиву в котёл секут.[19]
Шли бы вы тоже в овощной. Прекрасный репчатый лук дают. И по виду отменный, и по вкусовым качествам. Пятьдесят семь копеек килограмм. Для запаса лук первая вещь. Рядом, действительно, продавали в овощном магазине египетский лук.[20]
— Виктор Конецкий, «На околонаучной параболе (Путешествие в Академгородок)», повесть, 1978
О смертные! Страшитесь осквернять
Свои тела сей пищей нечестивой,
Взгляните — ваши нивы злаками полны,
И ветви древ под тяжестью плодов склонились,
Даны вам овощи и травы, что вкусны,
Когда искусной приготовлены рукою...
Сочтет тебе что пашни, что берет оброку,
К какому всяк у него спеет овощ сроку,
Сколько давно владеет он деревню тую,
Крепость имеет или грамоту какую;
Как дом застроил в Москве, как завод заводит,
Как одна в год у него двух овец приплодит,
Как в полпуда качаны капустные весом
(Правду любит говорить немного с примесом).[21]
— Антиох Кантемир, «Сатира III. О различии страстей в человецех. К преосвященнейшему Феофану, архиепископу Новгородскому и Великолуцкому», 1731
Лишь правила тебе полезныя открою.
Которы яица суть больше долготою,
Вкусняе круглых те и скорлупой беляй,
И те, как лучшия на стол ты поставляй,
За тем что сих желток содержит плод петушей. Капуста на полях довольствуется сушей,
И слаще, нежели растуща на грядах:
Весь груб и плох овощ на водяных местах.[2]
— Иван Барков, «Катий» (Сатиры Горация. Книга 2), 1763
Дождусь ли я когда щастливой той поры,
Чтоб, позабыв совсем роскошные пиры,
Мог, Пифагоровой родней, бобом питаться
Иль овощем простым, но вкусным наслаждаться?
О ночи сладкия! Но гордым зубом та, охоча до сластей,
Прикусывала всех по малу овощей;
Хозяйка между тем сама мякину жостку
И вялу грызла рожь, и то жевала в чотку...[2]
Кого ужасный глас от сна На брань трубы не возбуждает, Морская не страшит волна, В суд ябеда не призывает, И господам не бьет челом.
Но садит он в саду своем
Кусты и овощи цветущи;
Иль диких древ, кривым ножем,
Обрезав пни, и плод дающи
Черенья прививает к ним.[22]
Вся овощьогородная
Поспела; дети носятся
Кто с репой, кто с морковкою, Подсолнечник лущат,
А бабы свёклу дергают,
Такая свёкла добрая!
Точь-в-точь сапожки красные,
Лежит на полосе.
— Николай Некрасов, «Кому на Руси жить хорошо» (пролог), 1865-1877
От юродства бесполезного
Воздержись: не та пора!
Иль тебя, дружка любезного,
Мы прогоним со двора.
Берегись! Без нашей помощи
Попадешься, друг, в беду!
Есть пора для всякой овощи…
Нынче святость не в ходу![23].
Я в поэты пришёл с земляными ручищами,
с образцами картошки, с бугристой морковищей,
хоть на выставку ставьте ― на грядках расчищенных
не цветы, а капуста, добротные овощи.[24]
{Q|Что же случилось с Тобой
И со всеми нами?
Даже чайники на меня смотрят
Твоими глазами,
Даже из носу каплет
То кровь, то слеза…
Полно. Так и писать нельзя
и говорить… На языке овощей
все сказал Пастернак.
Что же случилось? Как?[7]|Автор=Александр Миронов, «Стихотворение-квадрат», май 2004}}
Знали:
женился сержант на девице с поросячьим лицом
и у них родились с поросячьими лицами дети.
Знали:
дом у него двухэтажный,
огромный чердак,
а также подвальное помещенье,
то есть фактически ― дом четырехэтажный.
И на всех четырех этажах мебель наполнена тканями, мясом
и овощами.[25]
